Помполина Чизелли

Все деревенские празднества похожи друг на друга. Юбилей почтенного Ламмаса, хозяина одноименной фермы под Кальфеоном, разворачивался по привычному образцу.

Работники освободили от припасов самый большой амбар и безыскусно украсили стены пучками сушеных трав и цветов. На земляном полу подковой стояли столы, заставленные едой. Юбиляр удовлетворенно хмыкнул - глядя на это изобилие, никто бы не осмелился упрекнуть хозяина в скупости. От копченых свиных окороков до розового варенья, ничего не пожалел Ламмер ради торжественного случая. Предостаточно было домашнего пива, настоек и наливок. Из закромов были выставлены несколько бочек баленосского красного.

Презрев обычную угрюмость, Ламмас пригласил всех родственников (даже самых никудышних), всех уважаемых людей округи, не забыл про деловых партнеров. Как водится, среди званых гостей затесались несколько неприглашенных личностей, которые ловко прикидывались не то дальними родственниками, не то старыми друзьями.

Но и этого хозяину показалось мало. Из столицы для увеселения дорогих гостей были выписаны циркачи. На ангажемент отозвались двое. Старшим был шут Гаспаччо, когда-то записной ловелас, а ныне лучший друг всех детей и их мамаш, радых посидеть спокойно, пока любимые отпрыски, разинув рот, смотрят на фокусы. Второй была молодая циркачка, имени которой Ламмас не запомнил, однако пела и плясала она с душой, побуждая молодежь на аплодисменты и свист, а людей почтенных - на умильные воспоминания о своих юных проказах и одобрительное покряхтывание.

Словом, праздник катился своим чередом. Гости, уже изрядно сытые и пьяные, принялись колотить ложками по столу, вызывая артистов на следующий номер. Гаспаччо заиграл лирическую мелодию на свирели, прислуживающие гоблины убрали часть светильников.

В наступившем полумраке сверху из-под стропил с шелестом упало желтое шелковое полотнище, затем второе. Между ними соскользнула девушка в блестящем костюме, обшитым пайетками. У самого пола она остановилась незаметным поворотом рук, а затем закрутилась в обратную сторону и снова поднялась к самому потолку. Казалось, для девушки не существует гравитации, легко и без видимых усилий она крутила пируэты и кульбиты между двух шелковых лент. Гости смотрели на диковинное представление во все глаза (по крайней мере те, кого не сморило в сон от обильных возлияний и духоты).

Как вдруг в двери амбара что-то сильно и гулко ударило, раз и потом другой.

Кто бы мог подумать, что кальфеонский фермер решит устроить такое грандиозное празднество в честь себя же. Обычно они такие практичные, считающие каждую серебряную монетку, да и верно - достаток приходит от тяжелой работы на земле. И вот надо же...

Эшу покачал головой, предаваясь этим праздным мыслям, пристроившись недалеко от выхода из амбара, который сегодня служил этакой пиршественной залой, а заодно и зданием для увеселительных представлений. Блондин, по правде говоря, был вполне любителем таких бесхитростных, но искренних празднеств, и не переминул воспользоваться знакомством с одним из торговцев, деловым партнером хозяина фермы, чтобы попасть на праздник.

Опрокинув в себя уже не первую кружку пива, мужчина, держа в одной руке початок вареной кукурузы с солью, а в другой - несколько ломтиков домашней ветчины, в приятной расслабленности разглядывал веселящихся, уже многих достаточно хмельных гостей, и наблюдал за происходившим на импровизированной сцене. Девушка циркачка была более чем хороша, такое совершенное владение движениями собственного тела заслуживало восхищения. Гости на это восхищение не скупились, некоторые забыли об аппетитном угощении и даже выпивке. Эшу тоже следил за полетом артистки, иногда скользя взглядом по зрителям.

Впереди в толпе мелькнула знакомая фигура и цветная голова. "Опа, как тесен мир", - обрадовался блондин и, прихватив еще одну кружку пива, собрался уже пробираться ближе к художнику, не сомневаясь, что это именно он.

Удары в дверь амбара притормозили его порыв.

Помполина широко раскинула руки и воодушевленно кружилась винтом вниз головой, обернув шелковое полотнище вокруг ноги. Мысленно акробатка готовилась к эффектной концовке номера: подъем с переворотом, шпагат на весу и соскок через тройное сальто, ей было не до шума у дверей. Зато многоопытный Гаспаччо не терял бдительности, на своем веку он повидал всякое. Случалось ему прятаться от погромов и удирать от облав, потому  он, наверное, самый первый понял, что в двери не просто стучат - в них ломятся.

Шут отставил свирель и резко свистнул особым образом, предупреждая напарницу, что нужно быть готовой слинять от возможных неприятностей. Вот только линять было особо некуда. Окон в амбаре не имелось, в единственные двери кто-то долбил, лишь под самой крышей было небольшое оконце с кошкину жопку.

Условный свист застал Помполину врасплох. Девушка сбилась с ритма и потеряла равновесие к собственному стыду. Вместо сальто она довольно неловко спрыгнула на пол и по инерции пролетела несколько шагов вперед. На пути так некстати оказался синеволосый юноша... От столкновения во все стороны полетели конфеты и пирожки, а стул под "мальвином" опасно закачался. Но вбитая с детства цирковая выучка не подвела - Помполина крепко ухватилась за спинку стула и вернула его в устойчивое положение. Извиняющимся жестом она приложила ладони к груди, но в глазах плясали чертики, уж очень комично выглядела ее жертва. На досадный промах Помполины никто не обратил внимания, основная драма вечера разворачивалась у дверей.

С третьего толчка хилая щеколда отлетела, и амбарные двери широко растворились. В проход ввалилась дюжина неопрятных типов с колючими глазами, у каждого на груди или на рукаве намалеван знак Эллиан. Они быстро рассыпались по залу, на ходу хватая жареных цыплят и колбасы со стола. Вместе с ними в помещение вошел священник в несвежей мантии, обвел всех пристальным изобличающим взглядом. Гости было зароптали. Недовольных быстро угомонили ощутимые удары дубинок, и крестьяне понуро вжали головы в плечи.

- Грешники! Во время чумы пируете! - обвиняющим голосом пророкотал священник. Гневный перст прошелся кругом и остановился на Помполине и синевласом парне.

- С ними блудница, - секундная пауза, наполненная вязкой тишиной, - и богомерзкий алхимик. Вот кого вы привечаете!

Удары в дверь оказались отнюдь не от поставщиков новых лакомств. Но прежде, чем дверь амбара распахнулась, Эшу сумел оценить умение свистеть музыканта, до этого ненавязчиво сопровождавшего выступление гимнастки звуками свирели. За свою жизнь блондин слышал не одну вариацию подобного свиста: от короткого и резкого, как удар хлыста, до подражания птичьей трели. Артисты, развлекающие крестьян были не так уж просты...

Когда в амбар ворвались люди с дубинками, Эшу уже был у стены, предусмотрительно скользнув в сторону с их пути. "Даже в праздник нет покоя", - подумал он, с сожалением ставя полную кружку с пивом на край ближайшего стола, а недоеденный початок кукурузы отправился под ноги: руки нужны были свободные.

Появление жреца и его гневные слова порядком удивили Эшу: проповеди проповедями, а кушать хочется всегда, да и зараженные земли были самое меньшее в полдне пути отсюда. Неужели священнослужители из Кальфеона готовы испортить отношения с уважаемым поставщиком и его не менее уважаемыми гостями? Или этот неопрятный жрец пришел сюда самопально, возможно, несколько помешавшись на теме грехов, что иногда случается с особенно ревностными, но неопытными последователями Элиан.

Впрочем, вникать в мотивы явившихся Эшу совершенно не собирался. Раз праздник был испорчен, следовало бы быстренько его покинуть, но внезапно объектом неприятного внимания жреца оказался Ральф. Блондин мысленно покачал головой, когда художник начал что-то объяснять: фанатикам, врывающимся на праздник бесполезно что-то доказывать, они изначально считают себя единственно правыми.

Надеясь, что подручные священника не набросятся сразу на Ральфа сгоряча, Эшу начал плавное движение в его сторону, готовясь к рывку, если понадобится. План был: провернуть быстрое бегство вдвоем, рассчитывая на внезапность; привычный комплект: легкий, но прочный доспех под камзолом торговца, короткий клинок за спиной и пара дымовых шашек за пазухой позволяли думать, что его план сработает, и удастся вытащить отсюда и себя и художника без потерь.

Не поднимая головы, почтенный Ламмас угрюмо забубнил, что он-де никого не привечал, людей этих видит в первый раз в жизни, ежели есть на них какие грехи, то пусть преподобный Санфьери сам с ними и разбирается, а он, Ламмас, богобоязненный прихожанин, и не далее, как на той неделе, пожертвовал лично в руки Санфьери на нужды церкви лукошко свежих яиц. Преподобный одобрительно кивал таким речам. Гаспаччо предчувствовал уже к чему клонится этот фарс: выведут артистов за околицу и обдерут как липку, не заступится никто. Ведь артиста обидеть может каждый. Хорошо, если поколотят не сильно и не отберут повозку.

Помполина прищурилась, имя преподобного ей доводилось слышать. Санфьери объявился в округе недавно, называл себя посланником из главного храма Кальфеона. Он быстро сколотил шайку из бездельников, пьяниц и отбросов, которых называл послушниками, и принялся ходить по фермам, вымогая у безответных крестьян "добровольные" пожертвования. Обида за сорванное выступление толкнула девушку на необдуманный шаг.

- Самозванец! Ряса с чужого плеча! - звонко выкрикнула Помполина. И в самом деле, мантия была коротковата священнику, слишком узка в плечах и чрезмерно широка в талии. - Из бани украл!

- А у нас барашка свел, - сварливый женский голос прозвучал из задних рядов, его обладательница предусмотрительно спряталась за спину мужа.

- Трех гусей забрал! - добавил другой голос.

- Пива бочонок!

- Пуховую подушку!

Поднялся гвалт. Ох, многим насолил Санфьери. Жрец громогласно призывал на крестьян кары небесные и земные, его прихвостни заработали дубинками. Но горечь и обида за утраченное имущество оказались сильнее. Кто-то кинул в священника обглоданной костью.

- Ату мошенника! - азартно завопила Помполина, всем сердцем разделяя народный гнев. Санфьери не остался в долгу, стал грозить анафемой, отлучением и выселением в деревню прокаженных. Пара подручных стали пробиваться через толпу к акробатке.

Тугие, но крепкие крестьянские умы намертво ухватились за мысль о самозванце. Напасть на священника себе дороже выйдет, а проучить обнаглевшего мошенника - это совсем другое дело. Да и винные пары нашептывали, что неплохо бы размять кулаки. А если выйдет вдруг промашка, то вину можно свалить на пришлую циркачку, мол подстрекала и смущала умы, а мы что, мы ничего. Нехитрая эта цепь размышлений промелькнула на лицах людей. Заскрипели отодвигаемые скамьи и стулья. В натруженных мозолистых руках само собой появились колья, вилы и чугунные сковородки. Плотная людская масса двинулась на Санфьери. Тот попятился, затем подхватил полы мантии и рванул в темнеющие поля, вслед за послушниками, которые сдриснули еще раньше. Со злорадным улюлюканием крестьяне понеслись за ними.

Амбар опустел. Остались только флегматичные старики да пара мирно прикорнувших под лавкой пьяных.

- Ты и вправду знаменитый художник? - с плутоватой улыбкой осведомилась у Ральфа девушка. - Слышала я про одного художника, которого валькирии гнали через весь город за подглядывание при купании. Это случайно не ты?

Однако, боевая поддержка Эшу и вызволение Ральфа из амбара не понадобилось. Крестьяне и сами справились отлично, был бы толчок в правильном направлении. А мужчина счел за благо остаться на месте, только уклоняясь от мельтешащих вокруг людей - не ему вмешиваться в народное возмездие.

Уже вполне расслабленно блондин подошел к Ральфу.
- Привет, - махнул он художнику с улыбкой. - Ну, уже и не происходит, и не такое уж все было кошмарное, - легкомысленно добавил он. - Но представление было действительно хорошим, - Эшу перевел взгляд на девушку.
- Как ловко ты уделала этого проповедника, пары слов хватило. Так и надо ему. Вполне можно и отпраздновать такую победу, - он обвел взглядом амбар, оценивая нанесенный угощению ущерб. Оставленное ранее на столе пиво уже подвыдохлось, да и кукурузу было жалко. Оставалось надеяться, что хозяин не свернет все из-за произошедшего.
- Представишь свою талантливую знакомую, Ральф, - блондин переводил взгляд с улыбающейся девушки на смущенного согильдийца.

- Должно быть, твои картины и вправду хороши, если тебя не турнули прочь после такой выходки. Я бы хотела на них взглянуть! А вот еще один симпатичный мужчина в компании, - лукаво заметила Помполина, открыто рассматривая нового собеседника. Блондин с внимательным и осознанным взглядом показался ей старше и более трезвомыслящим, чем Ральф "Мечтатель". После слов блондина девушка зябко обхватила плечи руками, словно почувствовала минутную слабость. А может просто сквозняк продул из раскрытых настежь дверей амбара, за которыми сгущалась ранняя зимняя темнота.

- Признаться, он здорово меня напугал, этот Санфьери, такие негодяи любят пользоваться своей безнаказанностью. Мне уже не терпится убраться отсюда поскорее, тем более празднику баста. Если поспешить, то успеем в Кальфеон до закрытия ворот, - героическое воодушевление момента покинуло Помполину, как бы она не храбрилась.

Осторожный Гаспаччо, который между делом успел собрать реквизит и заодно прихватить кое-какую снедь со стола, ехидно хмыкнул под нос: "Первая здравая мысль за вечер, их хидельскую мамашу тридцать три раза интересным образом через забор, тем более что гонорар нам уже заплатили", затем обратился к собеседникам.

- И вам, господа, не надо бы здесь задерживаться. Не знаю, настоящий жрец этот Санфьери или нет, но не стоит попадать их шайке на глаза, когда им вздумается отыграться за сегодняшнее фиаско. А отпраздновать можно и в городе.

- Мэтр Гаспаччо и Помполина, артисты цирка и преданные слуги Комедии, - шут спохватился и с достоинством представил себя с напарницей, - милости прошу в нашу повозку, места всем хватит.

Спойлер:

- Меня зовут Эшу, - самостоятельно представился в итоге мужчина, так же прямо глядя на Помполину с улыбкой. Он заметил ее жест, словно говорящий о желании защититься. Всегда готовый постоять за себя, блондин иногда забывал, что не каждый встреченный им во время случайных или спланированных приключений так же готов к неприятностям.

- По-видимому, действительно праздник закончен, увы, - вздохнул Эшу, оглядывая амбар. - Что до возможной мести священника и его шайки: я то вел себя смирно, а вот Ральф... - он хлопнул внезапно впавшего к какую-то задумчивость художника по плечу, - чуть не всю биографию свою во всеуслышание рассказал, ладно хоть адресом не поделился, - блондин рассмеялся, но взгляд был серьезен. - Возможно, я чуть преувеличиваю, - успокаивающе добавил он, но согласен с тем, что стоит отсюда убраться. С удовольствием воспользуюсь вашим предложением проехаться на повозке, - снова улыбнулся он циркачам. - Повозки, можно сказать, моя слабость, довольно долго я жил, в общем-то, в дороге, а не под крышей дома, - и он несколько ностальгически вздохнул.

Как и Гаспаччо, Эшу прихватил кое-что из еды, среди которой - полюбившаяся ему кукуруза и кое-какие сладости.
- Чтобы было, чем отпраздновать, - кивнул он на потолстевшую сумку.

Спойлер:

Под оживленную болтовню Помполины и ироничные ремарки Гаспаччо новые знакомые подошли к конюшне. На дворе уже совсем стемнело, с ватного неба посыпался легкий снежок, нехотя присыпая пожухлую траву. Гаспаччо отворил скрипучую створку, на утоптанную землю двора легла желтая полоса света от висящего внутри конюшни фонаря. Внезапно старый шут отпрянул, яростно жестикулируя. Внутри явственно слышался грубый говор и беспокойное ржание животных.

Двое людей Санфьери, улизнув в суматохе от погони, затаились среди построек, а потом решили поживиться на конюшне. Один, плотный коренастый мужичок с рябым лицом, тянул за уздечку верблюдицу. Благородное животное упиралось всеми четырьмя копытами и величаво оплевывало незадачливого похитителя. Другой залез в цирковую повозку и ворошил добро, вышвыривая из-под тента разноцветные тряпки.

Заслышав скрип двери, рябой резко обернулся, бросив уздечку, в руке его блеснул нож. Глаза его были неприятные, как взведенные арбалеты. "Малой, подсоби-ка, у нас гости", - хрипло гаркнул рябой в сторону повозки. Из-под полога высунулась красная опухшая рожа, за ней вылез и весь крупный, но какой-то бестолковый увалень. Из рук его посыпались разные вещи, чайник, цветные шары, бумажные вертушки.

- Преподобный не велел, - прогундел красномордый, глянув на нож.

- Баб не тискать, кровь не пускать, - передразнил рябой своего предводителя, - да пошел он к бесам, хрен преподобный. Пощекочем городских голубков, эхехе.

Красномордый пожал плечами и неожиданно прытко двинулся вперед, на ходу выхватил из-за пазухи нож. Вместе с рябым они принялись забирать городских в клещи. Гаспаччо всунул ящик с реквизитом Помполине в руки и строгим голосом велел мелюзге (несомненно, имея ввиду ее и Ральфа) отойти в сторонку. Играючи он выудил из широких шутовских штанин совсем не игрушечную тяжелую дубинку. Циркачка обхватила ящик побелевшими пальцами. Ей случалось попадать в стычки и драки: с уличными хулиганами, с нетрезвыми забияками таверн, порой до синяков и кровоподтеков, но ножи... выглядели так угрожающе...

Подручные жреца действительно оказались ворьем. Ворьем и бандитами.  То, как нагло они распоряжаются чужим имуществом в чужой же конюшне,  породило внутри смесь удивления и брезгливости, а на самоуверенное желание "пощекотать" ножиками, блондин чуть не рассмеялся.

Реакция Ральфа на происходящее обеспокоила Эшу: он и успел позабыть, что юноша не только художник, но и волшебник, ведь за их очень короткое знакомство тот еще не демонстрировал магических способностей.

- Не стоит, действительно, применять заклинания, - успокаивающе подтвердил Эшу, после короткого взгляда на искрящегося Ральфа, он снова стал отслеживать движения бандитов, рассудив, что если художник ничего не сделал сразу, то и дальше будет держать себя в руках. - И никакие они не ужасные, - губы все-таки скривились в презрительной насмешке, - воровать на мирной ферме - большой силы не надо...

Разговоров с нападавшими он вести не собирался, ни возмущаться, ни взывать к совести, ни как-то еще по-глупому тратить время. В том числе и потому, что те могли наброситься в любую секунду, и, кто знает, не на безоружных ли Ральфа и Помполину.

Их было двое на двое: Гаспаччо явно раньше бывал в подобных схватках и у него был свой туз в рукаве, вернее, внушительная дубинка. Справедливо решив, что рябого вывести из строя нужно первым, Эшу скользнул пальцами за пазуху свободного узорного одеяния торговца и резко выбросил руку вперед. Крутящийся сюрикен в мгновение преодолел небольшое расстояние и глубоко впился в плечо бандита. Кости и жилы остались целы, но руку пронзила до кисти такая резкая боль, что, отчаянно взвыв, рябой выронил нож и вцепился в раненое плечо, чуть не рухнув на колени - ноги подкосились.

Краснолицый услышал крик напарника и, еще не понимая, что к чему, увидел валяющийся на земле нож и замешкался когда до шута оставалась пара шагов. И Гаспаччо не стал ждать: сократил это расстояние на шаг и ударил своей увесистой дубинкой плашмя туда, где ребра увальня переходят в немаленький живот. Как говорится, дух выбил.

Парень согнулся пополам, схватившись за брюхо и судорожно хватал ртом воздух, почти поскуливая.

А Эшу новым быстрым движением извлек из-за спины короткий клинок и замер в боевой стойке: обнаженное лезвие у лица, ноги напружинены. Он не собирался убивать этих двоих, если конечно те не будут делать глупостей, не хотел подкладывать подлянку гостеприимному хозяину фермы. Рябого он не покалечил, обратится к лекарю - восстановится через пару месяцев. Шут, кажется, тоже был не особо кровожаден, во всяком случае, дубиной своей орудовать дальше не стал, хоть и не опустил.

Чуть пришедшие в себя люди Санфьери, осознав, что добивать их не будут, боком-боком двинулись в воротам конюшни. Уже почти выйдя под пасмурное темное небо, рябой не удержался: сквозь зубы он процедил что-то угрожающее, помянув и актеров, и торговцев, и магов с голубыми волосами, и кару Эллиан...

Как только затихли шаги спешно удаляющихся грабителей, Помполина пришла в себя и тепло поблагодарила Эшу с Ральфом за участие, от восторга хватая то одного, то другого за рукав. Гаспаччо спрятал дубинку и снова превратился в добродушного, немного ироничного шута. Вдвоем циркачи споро запрягли свою повозку; она оказалась именно тем, что воображал себе мечтательный Ральф.

Когда-то это был обычный грузовой фургон, какие во множестве колесят между городами и деревнями всего Запада. Но вместо практичного небеленого тента на него была натянута яркая полосатая материя, в которой было больше пестрых заплат, чем исходного материала. По бортам, по колесам, по всем деревянным частям прошлась шаловливая кисть циркового художника. Как будто во всего света наскребли остатки краски - и пустили на окраску повозки, совершенно не заботясь о такой мелочи, как цветовые сочетания. Поверх этой красоты были намалеваны экзотические животные, однако все они - и тигры, и слоны, и жирафы, больше походили на раскормленных осликов. Внутри все было заставлено и завалено разноцветным барахлом, которое Помполина беззастенчиво распихала по углам, освобождая себе и гостям место на ларях и ящиках. Шут зажег фонарь, и два мышастых мула с цветными султанами резво повлекли повозку вперед. За повозкой трусила Айя, время от времени заглядывая внутрь большими влажными глазами в поисках хозяина.

Дорога заняла недолго. Сонные фермы и безмятежные поля сменились пригородными хибарами, проплыла вверху высокая арка городских ворот, колеса застучали по булыжникам мостовой, и шумный город поглотил повозку. Там было теплее, чем в деревне, снег превратился в мокрую кашу, с неба неуютно моросило. Несмотря на скверную погоду, Кальфеон был до краев полон праздничной суеты. Повсюду горели огни, на каждом перекрестке стояла ярко разукрашенная елка. Толпы гуляк слонялись по улицам, нестройно распевая песни. То здесь, то там над крышами взлетали петарды.

За повозкой увязалась группа гуляк, громко и настойчиво требуя выступления. Обычно Помполина чувствовала себя как рыба в воде среди веселящейся толпы, но сейчас ей было не по себе. Слишком лихорадочным, напускным, доходящим до истерики, было это веселье. Натянутые улыбки горожан не могли скрыть напряжения, музыка и хлопушки не могли заглушить подспудное, безотчетное и оттого еще более давящее беспокойство. Акробатка высунулась по пояс из повозки и бросила гулякам охапку мишуры. Словно голодные псы на окровавленное мясо, они кинулись на грошовые бумажные украшения, зло вырывали блестящие гирлянды друг у друга, не переставая фальшиво улыбаться.

Гаспаччо чокнул языком, и повозка покатилась быстрее. Он повернул в незаметный тихий проулок и остановился у служебной калитки цирка, которую сторожил бородатый гигант.

- Как во время чумы, - оказалось и шут тоже почувствовал гнетущую атмосферу.

- Что здесь вообще происходит? - вопрос Помполины был обращен ко всем сразу.

Двое раненых мужчин скрылись из виду. О реальности произнесенных угроз можно было подумать потом, а сейчас продолжить прерванное путешествие в город. С улыбкой принимая благодарности от повеселевшей Помполины, Эшу убрал клинок за спину, думая, что его запас сюрикенов несколько поредел за последнее время, и надо покупать новые.

Яркий тент повозки скрыл темное пасмурное небо, а окружающее пространство походило на довольно уютную пещеру сокровищ. Мысленно Эшу сравнивал эту повозку с собственной времен бродячей жизни, ностальгически улыбаясь, периодически посматривая на Ральфа, увлеченно занятого рисованием: блондин еще ни разу не видел художника за работой.

Сначала состояние людей на улицах столицы не показалось Эшу необычным; может быть, потому что привычно передвигаясь по улицам города, он не становился центром внимания, которой была сейчас повозка артистов. Но, присмотревшись к увязавшимся зевакам, нахмурился.

- Так оно и было, - коротко подтвердил Эшу слова Ральфа. - Очевидно, люди все еще находятся в сметенных чувствах, пережив то, что не могли объяснить, - слова блондина звучали серьезнее, чем обычно. Из головы не уходила мысль, так ли уж были защищены окружающие штаб кварталы, когда шкатулка открывалась на собрании, ради его, Эшу, желания приобрести новый опыт.

- Ты ведь не собираешься уйти с цирком, Ральф? - рассмеялся блондин восторгам художника, стараясь разрядить обстановку. - Хотя я мог бы стать метателем ножей, - добавил он шутливо.

Спойлер:

Спойлер:

Осведомленность новых знакомых заинтриговала Помполину сверх меры. Попросту говоря, ее распирало от вопросов. Конечно, циркачи широко практиковали мелкие магические трюки в своих выступлениях, и не только маги-иллюзионисты. Невидимая страховка уберегала акробатов от падения. Дрессировщики держали хищных животных в незаметной магической узде. Да что там, даже буфетчик ловко скрывал недолив нехитрым заклинанием иллюзии. Но к большой магии циркачи относились с суеверным пиететом, особенно к той, что влияла на настроение капризной зрительской толпы.

Эллиан всесвятая! Мы что, едем в цирк?!..

- Если молодые господа не имеют намерений напиваться в подворотне, то да, мы едем в Его Величества Королевский Цирк Тысячи Шаров, - Гаспаччо называл цирк на старый манер, как его именовали до республики.

- Ты ведь не собираешься уйти с цирком, Ральф? Хотя я мог бы стать метателем ножей.

- Циркачей и так слишком часто обвиняют в похищении детей, благоверных мужей и принцесс, - смеясь, Помполина замахала на них руками.

Гигант-охранник отворил калитку ровно настолько, чтобы впустить повозку, и тотчас захлопнул ее. На плече у него весомо лежала совсем не бутафорская дубина. Повозка попетляла среди неясных в темноте пристроек и вкатилась в цирковые конюшни, в густой теплый запах конских яблок. Не давая гостям оглядеться, Помполина потащила их вглубь циркового закулисья.

Их словно проглотил огромный кит.

Все привычные звуки исчезли. Издалека доносился мерный гул, то поднимаясь до звонких выкриков, то опускаясь до глухих басов. Все здание, казалось, чутко вибрировала в такт этому звуку. Шик и блеск цирка предназначался зрителю, здесь же неровно покрашенные стены украшали только скупо заправленные фонари. В гулких узких коридорах со всех сторон слышались скрипы, что-то стучало и гремело. Эхом разносились обрывки разговоров артистов и подсобных рабочих, которые спешили по своим делам. "Сесиль сказалась больной, и угадай, кто взял выходной в тот же день? Пауль!" "Это моя шутка, говорю тебе, он украл мою шутку, и я этого так не оставлю". "Ты не замерзла, ты просто волнуешься. Хлебни-ка, пока никто не видит..."

Акробатка еще раз стремительно повернула, нырнула в низкий проем, они оказались в длинном помещении, которые было одновременно складом реквизита, буфетом и залом репетиций. В зале было довольно шумно, туда-сюда сновали люди, ведь праздничное ночное представление было в самом разгаре. Пока компания искала себе относительно тихий уголок, Помполина успела по пути несколько раз поведать знакомым о приключении на ферме, с каждым повтором добавляя в историю новые драматические подробности.

- Сюда! - вездесущий Гаспаччо уже оккупировал продавленный диван и распоряжался на захваченной территории, как Кальфеон в Кеплане. Перед ним на перевернутом ящике с надписью "Взрывоопасно. Не кантовать." стояли разрозненные кубки, выпивка и снедь со фермерского стола.

- Уж в подворотне мы бы точно не стали, - хмыкнул Эшу. - Но название звучит так возвышенно, что грех было бы в нем не побывать. Неужели за этими слухами не стоит ничего? - шутливо подмигнул блондин Помполине. - Вы могли бы расширить список похищаемых, - хохотнул он, затрудняясь отнести себя к какой-либо из перечисленных категорий. - Да я и сам вполне могу прийти на помощь, Ральф, - кивнул Эшу художнику, - хоть и совершенно не думаю, что это понадобится.

Пир крестьянской снедью менял дислокацию, ну а почему бы и нет? - на этот день как раз было запланировано веселье. По подсчетам того вина, что прихватил с собой Гаспаччо, блондин сомневался, что выпивая вчетвером, с этого можно действительно напиться, даже "немножко". Впрочем, он считал только за себя.

Искомое место находилось в районе Базара, что, впрочем, было вполне очевидно. И вход "для своих" отнюдь не был широко распахнут. Бывать за кулисами цирка за довольно бурную жизнь Эшу, как ни странно, не приходилось. Поэтому он, не в воодушевленном восторге, как Ральф, но все же с живым интересом осматривался, прислушивался, ну и замечал приметы для обратного пути, конечно - это никогда не бывает лишним.

Эшу водрузил на импровизированный "стол" свою часть прихваченной еды. Искренние восторги Ральфа забавляли его, по-доброму. Он и сам умел восхищаться новым и необычным, только держал собственные эмоции внутри, для личного пользования, так сказать.

- Садись, Ральф, в ногах правды нет, - Эшу дернулся подхватить юношу, если тот вознамерится грохнутся на пол. - И нам можно будет отпраздновать наше знакомство и сегодняшние приключения.

- Может, мы не будем вас похищать целиком. А только... вашу душу.

Одним махом Помполина вскочила на спинку дивана и, легко балансируя на цыпочках, пробежала над головами сидящих. На последнем шаге она как будто заколебалась, неуверенно ступила со спинки дивана на подлокотник, потом на пол. Голова девушки поникла, пальцы выбили печальное трам-пам-пам по ободку кубка. Протянулась долгая, как одинокая дорога, пауза. Наконец, оттолкнувшись от наступившей тишины, артистка выпрямилась упругим ивовым прутом, развернулась, из рук ее вылетели конфетти, и зазвучал озорной мотив.

Веселится и ликует весь ночной Базар
Всюду море ослепительных огней
Для веселья нам не надо ни вина, ни карт,
Расплатится можно песенкой своей.

Спойлер:

Под куплеты застучали кубки, затем полились тосты и застольные байки. Гаспаччо принялся рассказывать увлекательную историю о приключениях сбежавшего из цирка льва-альбиноса. Раскрасневшаяся Помполина подсела к гостям. Пока они болтали и выпивали, она успела кое-что обдумать.

- Ральф, Эшу. Кто вы такие на самом деле? Оооо, я знаю! Вы - Невидимые, все о них говорят, но никто не знает, кто они такие. Они спасают одних и наказывают других, смотря кто заслужил их расположение. К ним обращаются за помощью, но никому не известны их истинные намерения, - улыбка не покидала лица девушки, но глаза ее были серьезны. - Я угадала?